Никогда не думай, что ты иная, чем могла бы не быть иначе, чем будучи иной в тех случаях, когда иначе нельзя не быть.
Сложность юридической ситуации заключалась в том, что расследование должно было учитывать рамки двух правовых систем: иудейской и римской.Систему правосудия в Иудее возглавлял Синедрион . Синедрион — высшее государственное учреждение и высшая судебная инстанций находился в Иерусалиме и состоял из 71 или 72 членов. Он формировался путем кооптации из знатных родов саддукеев и фарисеев. Председательствовал на Совете первосвященник, в функции которого входил, в частности, и его созыв. Заседал Совет в одном из залов иерусалимского храма, либо в доме первосвященника. К компетенции Совета относились вопросы войны и государственной безопасности, мира, замещения правительственных должностей, руководство богослужебными учреждениями и органами местного самоуправления. Совет был в основном апелляционной судебной инстанцией для местных (городских) судов, но принимал к своему производству наиболее важные дела по первой инстанции. После гибели иерусалимского храма он стал по существу учебным заведением, духовной академией. Последний глава Совета — первосвященник Гамалиил V — при императоре Феодосии II был лишен всех прав и с его смертью в 425 году н.э. история Совета в Иерусалиме завершилась. В первой половине I века н.э., то есть во времена земной жизни Христа, в подчинении Совета и его главы — первосвященника — находились читать дальшечиновники государственного аппарата, сотрудники спецслужб, правовая служба, готовившая уголовные и гражданские дела к рассмотрению, архивы, библиотека, храмовая сокровищница, храмовая стража и другие подразделения. Как и любой труд, работа эта оплачивалась. шефом был римский наместник, который возглавлял систему тайного сыска и одновременно выполнял функции правосудия, решая гражданские и уголовные дела, рассматривая поступающие к нему жалобы и заявления.Рим не был бы Римом, если бы не расписал со всей скрупулезностью все, что могут и обязаны делать его представители-наместники (проконсулы, легаты, прокураторы и другие должностные лица) на подчиненных территориях. До нас из глубины веков дошли лишь жалкие остатки тех инструкций, которыми руководствовались римские наместники. Но все же остался трактат Домиция Ульпиана «Об обязанностях проконсула» в десяти книгах, в котором обобщен опыт деятельности римских наместников в провинциях. Приводились императорские рескрипты — письменные ответы на правовые запросы чиновников или частных лиц. Сначала шел текст запроса, а затем разъяснения императора, имеющие обязательную силу. По сочинениям Ульпиана можно проследить жизнь в провинциях, подвластных Риму, восстановить структуру и функции, компетенцию римской администрации, правовую основу ее деятельности в сфере судопроизводства.Приведем некоторые выдержки: «Как предписал наш император ... проконсул должен заботиться о том, чтобы (не слишком) обременять (свою) провинцию (требованиями) о предоставлении жилья для постоя (ему и его свите).Ни один проконсул не может иметь служителей из числа своих людей, но в провинциях их обязанности исполняют воины.Отправляться (на место службы) проконсулу, конечно, лучше без жены, но можно и с женой, имея при этом в виду, что по постановлению сената, принятому в консульство Котты и Мессалы, в случае, если жены отправляющихся на службу (в провинцию) совершат правонарушение, ответственность и наказание за это несут их мужья. Прежде чем вступить в пределы назначенной ему провинции, проконсулу надлежит послать эдикт о своем прибытии, содержащий рекомендующие его сведения, даже если у него есть друзья и родственники среди провинциалов. Очень важно, (чтобы в этом же эдикте) была бы настоятельная просьба к провинциалам не выезжать ему навстречу ни в качестве частных лиц, ни в качестве послов, ибо должно, чтобы каждый принимал его в своем отечестве. (Проконсул) поступит правильно и в соответствии с установленным порядком, если он пошлет эдикт своему предшественнику и укажет (в нем), в какой день он вступит в пределы (провинции). Ведь неопределенность и неожиданность (приезда) обычно приводят в замешательство провинциалов и мешают ведению дел.(Проконсулу) следует, проявив осмотрительность, вступить (в провинцию) именно там, где этого требует обычай, и тем самым соблюсти то, что у греков называется «прибытие» или «приплытие», то есть право определенных городов первыми принимать прибывающих по суше или морю (проконсулов). Ведь провинциалы придают большое значение тому, чтобы этот обычай и привилегии подобного рода сохранялись у них в целости.(Проконсул) должен вверять юрисдикцию своему легату (только) после прибытия в провинцию, а никак не до того. Ведь совершенно абсурдно, чтобы (проконсул) сам, еще не получив юрисдикции, наделял бы другого тем, чего у него еще нет, поскольку он получает юрисдикцию не раньше, чем прибудет в свою провинцию. Но если даже он сделает это предварительно и, вступив в провинцию, не переменит своего решения, то, видимо, следует считать, что легат обладает юрисдикцией, но не с того времени, когда она была ему вручена, а с того, когда проконсул вступил в провинцию.Обычно (проконсулы) поручают следствие по делам находящихся под стражей легатам, с тем чтобы они, выслушав арестантов, отсылали их к проконсулам, дабы проконсул сам, осуществлял освобождение невиновных. Но этот род поручения является чрезвычайным, ведь никто не может передать другому данное ему право выносить смертные приговоры или назначать какие-либо другие наказания, а следовательно, и право освобождения обвиняемых, в том случае, если им не может быть предъявлено обвинение в его (проконсула) присутствии. Так как от проконсула зависит, наделять или не наделять (кого-либо) юрисдикцией, то и лишать (кого-либо) данной (ему) юрисдикции дозволено проконсулу же, но он не должен этого делать, не посоветовавшись с принцепсом. Легатам не следует обращаться с запросами к принцепсу, а (подобает обращаться) к своему проконсулу, который (в свою очередь) обязан отвечать на запросы легатов». И далее:«Полностью отказываться от подарков проконсул, конечно, не должен, но в этом случае следует соблюдать меру, чтобы, с одной стороны, не проявлять мелочности, отвергая (все), а с другой - не впадать в жадность, теряя чувство меры при приеме подарков. Божественный Север и император Антонин в своем изящнейшем письме разъяснили этот вопрос. Вот дословно что там написано: «Что же касается подарков, знай, каково наше мнение: древняя поговорка гласит: "Не все, не всегда, не от всех". Ибо слишком сурово не принимать ни от кого - неучтивость, но брать всюду - неприличие, а все подряд - ненасытность». И согласно (императорским.) мандатам ни сам проконсул, ни какое-либо другое официальное лицо не должны принимать в качестве подарка или дара или (даже) покупать что-либо из того, что превышает потребность в дневном пропитании. Это относился не к гостинцам, а ко всему, что выходит за пределы ежедневного пропитания. Но и подарки не должны доводиться до размеров дарений» (Хрестоматия по истории Древнего Рима / Под ред. В. И. Куницина. М.: Высш. шк., 1987. С. 298—299).Приведенные выдержки из Ульпиана — это тысячная доля того, что должен был знать римский чиновник, направляющийся в подвластные Риму территории. Но жизнь остается жизнью: проконсулы, легаты, прокураторы и чиновники помельче рангом вели себя на оккупированных землях, зачастую не считаясь с рекомендациями, поступающими из Рима. Они творили насилие и произвол, оскорбляли национальные и религиозные традиции народов, грабили все, что попадало под руку, брали подарки, явно превышающие «потребность в дневном пропитании». Центральные власти стремились мерами инспекции и контроля путем рассмотрения жалоб на римских чиновников как-то навести порядок в провинциях. Очень часто на места направлялись комиссии для разбора поступивших донесений, в том числе и анонимных. До нас дошли материалы семидневного судебного процесса против римского наместника в Сицилии Гая Лициния Варреса, которого обвинял по просьбе жителей этой провинции сам Цицерон. Собрав неоспоримые данные о расхищении наместником исторических и культурных ценностей, принадлежавших городам Сицилии и отдельным гражданам, Цицерон добился сурового приговора сената — Варрес был направлен в добровольное изгнание. Это означало в те времена для римлянина гражданскую смерть, вычеркивание из общественной и политической жизни. Тщетны были усилия защиты доказать, что Варрес страдал патологическим влечением к антиквариату (moribus еt insania — болезнью и помешательством). Печальная судьба наместника-коллекционера была известна римским чиновником во всех провинциях. Однако государственный аппарат, видимо, и тогда, как, впрочем и сейчас, не поддавался исправлению. Уже отмечалось, что римские наместники на местах выполняли функцию правосудия. Исторически так сложилось, что римляне восприняли от греков любовь к судопроизводству. Древних греков — а римляне считали себя их наследниками — называли любителями сутяжничества. Существовала такая поговорка, что финикийцы занимаются торговлей, спартанцы — «мучением самих себя» путем физических упражнений и диеты, а жители Эллады — судоговорением. В Афинах все суды были завалены гражданскими и уголовными делами. Там возник институт «сикофантов». Под этим именем значились граждане Афин, которые как частные лица предъявляли обвинения по делам, имеющим публичное значение. Слово «сикофант» буквально означало «указатель смоковницы». Одно время во времена голода в Афинах были приняты законы, запрещающие вывозить за территорию города плоды смоковницы .Узнав, что сосед продает плоды смоковницы «на сторону», афинский гражданин подавал на него в суд, обвиняя в нарушении закона. В Риме такую функцию выполняли делаторы. В дальнейшем и сикофанты, и делаторы превратились в обыкновенных доносчиков, стукачей, которые жаждали публично выступить в суде, поскольку за это платили деньги, если они выигрывали процесс. Но об этом подробнее позже. Итак, римские наместники, в угоду народным обычаям, любили судопроизводство. Сидя в судебном присутствии в окружении своих сотрудников, представителей сторон, истцов и ответчиков, обвинителей и защитников, они принимали решения, выносили приговоры. Глубокое уважение римлян к суду формировалось столетиями, уверенность в том, что их суд самый справедливый, проявлялась и по отношению к судебной традиции присоединенных к Риму провинций, не исключая Сирию, в которую входила Иудея. Римский судебный процесс — гражданский и уголовный — был письменным. Участники процесса все документы оформляли в письменном виде, допросы записывались писцом, носившим у пояса ящик с пером и грифелем (на грифельной доске составлялись черновики и записи «для памяти»). Высокого уровня достигли скоропись и стенография.«Прения фиксировались письменно различными клерками (notarii, actuarii, scribae), которые зачастую владели приемами стенографии. Марциал говорил о писцах: «Сколь бы стремительной речь ни была, их руки еще быстрей.» Плутарх рассказывает о том, что стенографы записывали речи Цицерона со слуха, часто его этим огорчая. Опрос свидетелей проводился согласно освященным временем прецедентам. Послушаем Квинтилиана:«При допросе свидетеля прежде всего следует знать, к какому человеческому типу он принадлежит. Адвокат мог прибегнуть к аргументации любого сорта. Он был вправе предъявить суду предполагаемую картину преступления, нарисованную на холсте или дереве; он мог, доказывая одно из своих положений, держать на руках дитя: он мог обнажить перед присутствующими шрамы обвиненного в преступлении солдата или раны своего клиента» (Дюрант В. Указ. раб. С. 443). Императоры также выступали в качестве судей и сторон в процессах. Тиберий привлек к суду и провел процесс против двух знатных римлян и добился обвинительного приговора а «оскорбления величества Августа». Этот опыт ему понадобился при его правлении. Император Нерон «правя суд, отвечал на жалобы только на следующий день и только письменно..., каждый подавал ему свое мнение письменно, а он читал их молча, про себя, и потом объявлял удобное ему решение». Римляне признавали в своем суде только латинский язык — и в устных прениях, и в юридических документах. Император Клавдий заставил солдата, дававшего показания на греческом языке (второй язык империи, который Клавдий знал в совершенстве), повторить показания на латыни.Уровень юридической практики документирования фактов в древнем мире был очень высоким даже по современным меркам. Это относится и к уголовным, и к гражданским делам.Правовая доктрина римского всемирного могущества предлагала достаточно широкое местное самоуправление, свободу вероисповеданий, сложившиеся местные формы судопроизводства в обмен на исправную выплату налогов и признание вассальной зависимости от сюзерена. Однако подчеркивалось, что ключ от жизни людей — у римского наместника, который не остановится перед насилием в целях наведения порядка, выгодного оккупантам. Спецслужбы Иудеи, приступая к расследованию дел и слов Иисуса Христа, конечно же, понимали, что только доказанность вины за деяния, за которые по римскому праву предусмотрена смертная казнь, позволит им добиться ожидаемого первосвященниками результата. В то же время предусматривалось предъявление обвинения за деяния, которые влекли за собой применение смертной казни по национальному законодательству. Разберемся с тем, как формировались цели и задачи преследования Иисуса из Назарета, исходя из правовой квалификации тех обвинений, которые можно было бы доказать в ходе проведения расследования. Без сомнения, по этому вопросу в спецслужбах была проведена тщательная проработка с учетом того, что итогом усилий должна стать судебная расправа с Галилеянином путем осуждения его к смертной казни:« Стали составлять план, как им убить Иисуса». (Матфей 12, 74) В те времена юридическим основанием для применения смертной казни по делам о государственных преступлениях являлись:В Римской империи:Подрывная деятельность (vis publica) - мятеж, подстрекательство к восстанию, неуплате налогов и др. Оскорбление величества словом и делом (crimen laesae maеstatis).В Иудее: Преступления против заповедей законов Моисея. Богохульство. Святотатство. Оскорбление царя. Отсутствие в тогдашнем римском праве четких диспозиций уголовно-правовых норм требовало их разъяснения путем описания прецедентов, то есть того, как они (диспозиции) понимались в судебной практике ранее. Такие разъяснения, кодифицированные в IV—V веках, конечно, были сформулированы намного раньше: «Ближе всего к святотатству стоит преступление, которое называют (оскорблением) величия. (Оскорбление) величия имеет место тогда, когда совершается что-либо против народа римского или против его безопасности. К ответственности за это преступление привлекаются (в следующих случаях): когда чьи-либо действия становятся побуждением или началом для злого умысла, когда без приказа принцепса убивают заложников, когда в городе вооружаются камнями и дротиками, собираются для действий против государства и занимают общественные места или храмы, когда созывается собрание или сходка, чтобы призвать людей к мятежу. По этому же закону привлекается к суду всякий, чьи действия станут побуждением или началом преступного заговора с целью убийства магистрата народа римского, облеченного высшей военной и гражданской властью, кто поднимет оружие против государства, кто врагам народа римского пошлет весть или письмо либо злоумышленно подаст условный знак или поможет врагам народа римского советом против государства, кто возбуждает и подстрекает воинов и кто готовит мятеж или бунт против государства....Бывает, что объявляются и лжепророки, их также следует наказывать, потому что их заслуживающие запрещения плутни порой направлены против общественного спокойствия и власти римского народа. Безусловно, не должны оставаться безнаказанными подобные люди, которые под предлогом передачи указания богов распускают слухи, сеют беспокойство или притворяются знающими что-либо (о воле) богов» (Хрестоматия по истории Древнего Рима / Под ред. В. И. Куницина. М.: Высш. шк., 1987. С. 413).«Оскорбление величия» имеет место тогда, когда совершается что-либо против «народа римского или против его безопасности». Под эту весьма широкую по своему содержанию юридическую формулу подпадали любые действия, направленные против императора (принцепса), олицетворявшего весь римский народ. В таких условиях для применения сил и средств иудейских спецслужб необходимо было иметь в виду, во-первых, сбор данных, относящихся к каждому из перечисленных составов, и, во-вторых, особенности процедуры доказывания, присущие римской системе правосудия, поскольку право смертной казни принадлежало римскому наместнику (из приведенной выше ссылки видно, что лжепророки не наказывались смертной казнью).В Иудее с древних библейских времен закон установил равенство ответственности для местных жителей и иностранцев:«Один закон да будет для вас, как для природного жителя из сынов Израилевых, так и для пришельца, живущего у вас...».Cмертная казнь путем побития камнями осуществлялась вне городских стен: «И должен умереть человек сей, пусть его побьет все общество вне стана» (Ветхий Завет. Числа XV, 29—35). Приговаривались к смертной казни в случаях, если будет нарушено «слово Господне», допущена «хула на Господа и царя», а также «святотатство» («сделает что дерзкой рукою»). Кроме побития камнями, практиковались сожжение, отсечение головы, повешение на дереве. Основным источником доказательств по иудейскому праву являлись показания свидетелей: «Если кого-то обвиняют в преступлении перед законом, то для доказательства виновности того человека недостаточно одного свидетеля, нужны по крайней мере два или три свидетеля, чтобы доказать, что тот человек в самом деле виновен.Человек может солгать, чтобы повредить другому, может сказать, что тот человек совершил проступок, и тогда пусть они оба идут в святой дам Господний и пусть священник и судья, который будет в то время, рассудят их. Судьи должны тщательно расспросить их, и если установят, что свидетель оболгал того человека, то пусть свидетель будет наказан, С ним должны сделать то, что он замышлял сделать другому, и так ты снимешь вину с себя и своих людей. Услышав об этом, другие люди испугаются и больше не будут творить такое зло. Не жалей того, кто наказан за проступок: если человек отнял жизнь, пусть заплатит своей жизнью. Правило такое: око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу». (Второзаконие 19, 15-21) Но строгость закона, как это нередко бывает в жизни, не исключала случаев оговора невиновных людей. При расследовании и судебном рассмотрении дел широко использовались лжесвидетели:«Выступили два негодных человека, и сели против него, и свидетельствовали на него эти недобрые люди и перед народам и говорили: Навуфей хулил Бога и царя. И вывели его за город и побили камнями, и он умер». (3-я Царств. XXI, 10-14) Здесь мы определили лишь некоторые общие рамки правового исследования юридической квалификации деяний и слов Иисуса Христа. дается следующее толкование применения норм римского права: «Из самого факта распятия Иисуса совершенно ясно, что по римским законам Он считался политическим преступником. Обвинение представлено надписью на кресте. Иисус из Назарета был назван «царем иудейским». А так как господином и хозяином Иудеи официально считался римский император, то любой «царь иудейский» попадал в разряд мятежников (или разбойников) и приговаривался к распятию. Несомненно одно: здесь Евангелия рассказывают нам о бесспорном историческом факте. Раннехристианские апологеты и богословы не додумались бы сказать, что римское право сочло Иисуса обычным преступником. А если верно, что Евангелие свое Марк написал в Риме, то они не могли и солгать — их бы тотчас разоблачили» (Бец О. Что мы знаем об Иисусе. Лондон, 1968. С. 84).Политическое преступление? Римская демократия периода республики и империи не знала «политических» преступлений в современном значении этого слова, когда репрессиям подвергаются инакомыслящие граждане. Речь шла о другом. Оскорбление императорского Величества в период правления Тиберия приравнивалось, как бы мы сказали сейчас, к государственному преступлению. Именно так расценивались высказывания, направленные против вождя в период культа личности Сталина.Юридически такие действия квалифицировались по статьям, относящимся к государственным преступлениям. Необязательно поэтому, чтобы оскорбление императорского Величества сопровождалось призывом к мятежу и разбою. В Риме обвинение в оскорблении императорского Величества было весьма распространенным. По нему к смертной казни приговаривались сотни, если не тысячи, людей, и для римской судебной и следственной практики той поры это было рядовым, обычным делом.Римские императоры, являясь фактическими владетелями Палестины, не особенно претендовали на титул «Царя» или «Императора» Иудеи. Веспасиан и Тит, разгромив Иудею в 70-е годы после Р.Х., отказались принять титул «Imperator Iudaicus» («Император Иудеи»), считая слово «иудейский», то есть еврейский, для себя зазорным. Но за соблюдением почтения к себе и своими прерогативами в Иудее следили строго.Таким образом, требуется дальнейшее уяснение всех затронутых вопросов.По нашему мнению, дело обстояло следующим образом. Первосвященники Анна и Каиафа, их окружение четко себе представляли, что для римского наместника все «местные» обвинения в нарушении законов Моисея, богохульстве, святотатстве, оскорблении царя (читатель вспомнит, что в Иудее той поры лиц, имевших юридический титул «Царь Иудеи», не было) весьма условны. Конечно, наместник должен учитывать требования национальных правовых норм при исполнении своих судебных функций, но не обязан. Особенно при решении вопроса о смертной казни. Понтий Пилат как истинный римский гражданин относится к религиозным чувствам местного населения терпимо, снисходительно, но не более. Для него «святотатство» (sacrilegium) было преступление против официальной религии Рима. Иудаизм в официальную религию Рима не входил и характеризовался на государственном уровне как «азиатский» предрассудок.Учитывая это, спецслужбы сформулировали вопросы, по которым следовало «работать» с Иисусом из Назарета. Необходимо было: Собирать данные о нарушении предписаний законодательства Моисея, богохульстве, святотатстве, об «оскорблении Господа и царя»; одновременно получать доказательства о подстрекательстве к неповиновению, мятежу и уклонению от уплаты налогов; об оскорблении величия римского народа, в том числе императора (принцепса). Важное значение придавалось, исходя из римской следственной и судебной практики, обвинению в оскорблении величия римского народа по «закону о величии» (lех majestatis). В Римской империи он служил наиболее эффективным юридическим средством подавления неугодных властям лиц. Основатели римской республики, организуя государственную жизнь своей общины, в первое время насчитывавшей всего несколько тысяч человек, поняли, как важно воспитывать уважение к установленной народом власти. Понятием «величия» (majestas) были наделены: римские боги, римская община в целом, все общественные должностные лица, магистраты, которые объявлялись священными и неприкосновенными. Диктатор, консулы, народные трибуны не могли быть привлечены к суду в течение срока службы именно в силу majestas своей магистратуры. Таким образом, лицо, исполняющее общественные обязанности, ограждалось от любых попыток принизить его достоинство и тем самым умалить величие врученной ему народом власти, в том числе путем словесного скорбления. Появление на исторической сцене единовластных римских императоров привело к тому, что они взяли на вооружение указанный закон, используя его в своих личных целях. В императорский период после падения строя Римской республики данный закон использовался определенным образом.«Тацит в своей краткой характеристике закона об оскорблении величия делит историю его развития на два периода: республиканский, когда преследовались только дела, наносящие ущерб государству, и второй, со времени установления принципата, когда этим законом начинают преследоваться слова. Проследить историю развития lех majestatis в республиканский период можно лишь в общих чертах, так как тексты законов не сохранились. Оформление этого закона начинается в последнее столетие существования римской республики. В 100 г. до н.э. Сатурнином был издан закон (lех Аррuleta de majestate), который, очевидно, предусматривал наказание магистратов, наносящих своей деятельностью ущерб интересам римского государства по причине своей некомпетентности или небрежного отношения к обязанностям. Затем законом диктатора Суллы (lех Соrnelia de majestate) объединяются закон Сатурнина и древние римские законы, преследующие государственную измену и преступления против должностных лиц. Завершает развитие lех majestatis в республиканский период закон Юлия Цезаря 46 г. до н.э., содержание которого также не сохранилось. Точно определить, какие виды преступлений включались в сферу действия lех majestatis, а какие — нет, довольно сложно, так как она, по-видимому, никогда четко не ограничивалась. Тацит дает довольно краткий и обобщенный перечень преступлений, преследуемых этим законом в республиканский период. Это измена на войне, нарушение гражданского спокойствия заговорами и мятежами, дурное ведение общественных дел. При этом Тацит указывает, что после падения республики у lех majestatis сохранилось только прежнее название, суть же его в корне изменилась» (См. подробнее: Портнягин И. П. Процессы об оскорблении величия в эпоху раннего принципата . Проблемы античной государственности: Сб. стат Л : ЛГУ, 1982 С. 196).Используя неопределенность диспозиций этого закона, к уголовной ответственности по нему стали привлекать не только за дела, но и за слова, за «оскорбительные разговоры» (probosi sermones). Под понятия «оскорбление» и «клевета» можно было подвести все, что угодно. На страницах истории остались многочисленные факты злоупотребления этим законом. Основная мысль зачинщиков преследования Иисуса Христа как раз и состояла в том, что в случае неподтверждения всех других обвинений, предъявленных в рамках иудейского и римского права, всегда можно доказать нарушение закона «о величии». Это предположение Анны в дальнейшем оказалось роковым. Иисус Христос был распят якобы за оскорбление величия римского императора. В древние времена и последующие века для изобличения виновных и привлечения их к ответственности использовался так называемый розыскной процесс (inquisito delicti) Он, в частности, предполагал, что: собранные в ходе его данные, как правило, не имеют значения судебных доказательств; ведется он лицами, не принадлежащими к судебному ведомству. Для начала процесса необходимо иметь повод к расследованию - «fundamenta inquisitionis». Таким поводом являлся, во-первых, «донос», в том числе анонимный (denuntatio), во-вторых — «слух», народная молва (infamatio). Из книг Нового Завета четко просматривается, что поводом к преследованию Христа были доносы.Спецслужбы начинаются с досье. С «корочек», с бумажных страниц, папирусных и пергаментных свитков, подборки документов, а сейчас и компьютерных файлов. Досье позволяют накапливать сведения, классифицировать их, планировать слежение за людьми с заранее поставленной спецслужбами целью. О человеке собирается самая разнообразная информация: данные о рождении, родителях, предках, соседях и друзьях, местах проживания, работы и отдыха. Обрисовывается внешность, фиксируются особые приметы, характерные жесты и слова, компрометирующие связи, опрометчивые поступки. Устанавливаются финансовое положение, имеющиеся долги, сведения об уплате налогов, наличии имущества, движимого и недвижимого. Особое внимание уделяется привычкам и наклонностям, физическим, психическим, интеллектуальным данным, характеризующим личность.В досье на Галилеянина обязательно имелись эти данные. Возможно, там было и его родословие; перечень сводных и двоюродных братьев и сестер; список учеников с описанием их внешности, характера, наличием прозвищ и вторых имен. Это вызывалось тем, что в окружении Христа было немало последователей с одинаковыми именами. Например, было два Симона: Симон — Петр и Симон — Зилот (Кананит — уроженец города Каны Галилейской). Указывалась и степень близости к Учителю. По нашему мнению — на этом вопросе мы остановимся позднее, — напротив имени Иуды, уроженца города Кариота на юге страны в Иудее, стояла пометка, условный знак. Это значило, что на него в спецслужбах уже имелись материалы, которыми пользовались сотрудники спецслужб. В досье на Галилеянина систематизировались сводки наружного наблюдения, сообщения агентов и другие материалы; записи бесед и его высказывания по разным вопросам, главным образом приближенным к обвинениям, которые ему имели в виду предъявить. Все эти данные служили основой для проведения оперативных мероприятий, которые предполагали: компрометацию Галилеянина, распространение о нем ложных слухов, формирование отрицательного общественного мнения. Старым, как мир является методика запугивания.Читаем Евангелие от Луки: «В это время к Иисусу подошли несколько фарисеев и сказали: Тебе надо покинуть эти места и уйти куда-нибудь в другое место, потому что Ирод хочет убить Тебя. Иисус ответил: - Пойдите и передайте этой лисице от Меня следующее: "Я буду изгонять демонов и исцелять людей сегодня, и завтра, и на третий день, пока Я не достигну цели. Чтобы там ни было, я должен продолжать сегодня, завтра и послезавтра..."» (Лука 13, 31-33).Здесь и намек на гибель Иоанна Крестителя, и на произвол и беззаконие, которые творил Ирод Антипа, прямое указание на желание Ирода расправиться с Иисусом Христом.Ответ последнего, в котором он называет тетрарха «лисой» и в которой звучит убежденность в правоте своей миссии, конечно же, был доложен и Ироду Антипе, и первосвященникам в Иерусалиме. Вполне понятно, что после этого запугивание и компрометация Иисуса Христа продолжились с еще большей силой: «Пришел Иоанн Креститель, не ел не пил вина, и вы говорили: "В нем демон". Пришел Сын Человеческий, ест и пьет, и вы говорит: "Обжора и пьяница, друг сборщиков податей и грешников"». (Лука 7, 33-34) Одним из наиболее жестоких приемов компрометации Иисуса и его семьи явился подброшенный спецслужбами слух о том, что якобы мать его низкого происхождения и зачала Первенца от беглого римского солдата Пантеры, или Пандиры. И что сам Учитель первую часть жизни провел в Египте и лишь потом объявился в Галилее, окруженный такими же, как и он, бродягами. След этой злонамеренной акции мы находим в Талмуде. Как всегда «конструирование» ложного слуха должно иметь некую реальную предпосылку. Возможно, это намек на разницу в возрасте Девы Марии и Иосифа Обручника. На страницах Евангелия можно насчитать десятки свидетельств того, как агенты спецслужб стремятся скомпрометировать Христа в глазах населения земель Иудеи, Галилеи, Десятиградья, по которым проходил его маршрут проповедника. Рядом с ним, как видно из Евангелия, не отступая ни на шаг, шли соглядатаи из числа саддукеев, фарисеев, иродиан и других участников преследования Христа: «Пришли к Иисусу и фарисеи. Их целью было уловить его в словах своими каверзными вопросами». (Марк 10, 2) «Фарисеи и учителя закона стали искать обвинения против Него. Они донимали Его вопросами, пытаясь уловить в словах». (Лука 77, 53-54)Таких свидетельств на страницах Евангелия десятки. Можно сказать, что евангелисты стремились с достаточной полнотой и всесторонностью рассказать о том, как спецслужбы осуществляли преследование их Учителя. Особенно запоминается следующая сцена: «В субботу Иисус проходил через пшеничное поле, и Его ученики стали срывать колосья, растирать их руками и есть зерна». (Лука 6, 1)Тот, кто проходил по дороге в жаркий летний день «средь высоких хлебов», как говорят у нас на Руси, помнит особое чувство полноты жизни и умиротворенности. Клонится под теплым ветерком тяжелое золото пшеничной нивы. Вдали темнеют деревья. Протертые в ладонях колосья оставляют налитые мелочно-сладкие зерна хлеба нашего насущного... По полю идут Учитель и ученики. Рядом, как обычно, соглядатаи, доносчики, провокаторы, в данном случае фарисеи. К ним привыкли. Один из них:«Почему вы делаете то, что в субботу делать противозаконно?». Учитель: «Не читали ли вы о том, что сделал Давид, когда он и его товарищи были голодны? Он вошел в дом Божий, взял освященный хлеб, и ел то, что законом повелевалось есть только священникам. Он дал есть и тем, кто был с ним. И добавил: Сын Человеческий является властелином субботы». (Лука 6, 2-5)Три года под непрерывной слежкой, в окружении врагов. Это ли не тяжкое бремя страданий, выпавших на долю Христа по вине спецслужб? Одним из проверенных способов преследования является «подключение» родных и близких к замыслам спецслужб. Обычно это делается так, чтобы они не догадались, чью волю они выполняют. В книгах Нового Завета рассказывается о событии, которое часто использовалось критиками христианства в качестве аргумента о «душевной черствости» Христа, мол сам проповедует любовь к ближнему, а демонстративно отказался от общения с родственниками:«К Иисусу пришли Его мать и братья, чтобы встретиться с Ним, так как вокруг Иисуса было очень много народа. Кто-то Ему передал: твоя мать и братья хотят Тебя видеть». Иисус ответил: « Мать и братья мне те, кто слушает слово Божье и исполняет его». (Лука 8, 19-21) Это один из многих примеров проницательности Христа, его глубокого психологизма в оценке целей и мотивов поведения людей. Он понимал, что мать и братья по существу вынуждены выступать против его проповеди и будут в присутствии толпы склонять его к отказу от слов своих. Нетрудно понять, какое отрицательное впечатление на слушателей произведет эта сцена, явно желательная для его врагов. С присущей Христу дальновидностью, которая просматривается во многих подобных ситуациях, он разрушает замысел тех, кто взялся его преследовать.остается неясным вопрос о том, как житель города на юге страны оказался среди северян из Галилеи и почему они доверили ему функцию хранения принадлежавших им денег. В те времена бытовала пословица, что «галилеянину нужна слава, а иудею - деньги». Не исключено, что именно это различие в психологическом стереотипе иудеев и галилеян послужило основанием к тому, что ящик с казной оказался у Иуды. Но здесь следует учитывать следующие обстоятельства. Во всех религиозных общинах должность управителя имуществом, казначея — особая. Если прием нового члена общины обставлялся тщательной проверкой (новициатом) и эта традиция сохранилась во многих монашествующих орденах христианской церкви, то управитель имуществом — казначей — проходил многолетнее тщательное испытание. Он находился под особым наблюдением всей общины. При таких обстоятельствах непонятно, почему должность казначея оказалась у Иуды. Некоторые исследователи полагают, что она более подходит апостолу Матфею, сборщику налогов, который был сведущ в проведении финансовых операций. На наш взгляд, это можно объяснить тем, что Матфей пришел в общину Иисуса Христа позже, нежели Иуда. Значит, ко времени прихода Матфея эта должность была уже занята, и Иисус Христос не стал менять распределение обязанностей среди апостолов. Апостол Иоанн говорит о том, что некоторые ученики Иисуса Христа перешли к нему от Иоанна Крестителя (Иоанн 7, 35-37). Не исключено, что среди них был и Иуда Искариот. Видимо, он заслужил доверие своих товарищей. Однако, возможно, это была ловкая «подстава» спецслужб, которые на долговременной основе внедрили под Иоанна Крестителя своего агента. Британские спецслужбы называют такое внедрение «положить на лед», «занафталинить». Когда возникла оперативная необходимость, Иуде было дано указание подключиться к ученикам Христа и войти к нему в доверие. Так уроженец города Кариота оказался среди галилеян и, выполняя функцию казначея, одновременно сообщал информацию тем, кто его завербовал, то есть спецслужбам, предавая своего Учителя. Словом «предательство» обозначается одно из самых тяжких нравственных падений человека. Не всегда оно влечет за собой юридическую ответственность, но измена перед судом совести людей и перед своей совестью перечеркивает духовную, физическую, гражданскую жизнь человека, добрую память о нем во многих поколениях. Поразительной мощи образ предателя, отраженный в Евангелии, остался в веках в назидание роду человеческому, заклеймив вину отступников, предрекая им позорный конец. Какие мотивы заставили Иуду обречь себя на позор? Апостол Иоанн объясняет это тем, что Иуда был расхититель денег, принадлежавших общине:«Потому что был вор. Ему была доверена касса, и он брал из нее на свои нужды». (Иоанн 72, 6)Апостол Иоанн написал эти строки через много лет после распятия Христа. Он многократно продумывал вопрос о том, что побудило Иуду предать своего Учителя. Мы принимаем его вывод. В обширнейшей литературе, анализирующей мотивы предательства Иуды, высказывалась мысль, что он встал на путь измены, когда потерял веру в Христа. Этой точки зрения, в частности, придерживался Ф.М. Достоевский. Нам представляется, что, как агент спецслужб, он изначально не был сторонником Иисуса. Величие Евангелия состоит в том, что оно показывает человеческую жизнь во всей ее многомерной сложности. Иисус Христос, конечно же, знал о слабостях казначея, предполагал наличие его связи со спецслужбами: «"Один из вас — дьявол", сказал Он». (Иоанн 6, 70)Поэтому на Тайной Вечере, приняв решение отдаться властям, послал Иуду, чтобы он выполнил свою позорную миссию доносчика: «Делай быстро то, что собираешься делать, — сказал Иисус». (Иоанн 13, 27) «А была ночь...», написал апостол Иоанн. Когда предатель пришел с храмовой стражей, которой было поручено арестовать Христа, Иисус его встретил словом «друг». Почему так мало заплатили за предательство? Тридцать серебренников. Цена одного раба, стоимость маленького поля под Иерусалимом. Неужели этого было достаточно, чтобы решиться погубить Сына Человеческого? Узнав, что Учителя осудили, Иуда возвратил тем, кто преследовал Христа, эти жалкие тридцать серебренников. Его нашли на поле мертвым. Низкая оплата услуг Иуды, на наш взгляд, объясняется тем, что он не мог быть публичным свидетелем по делу Иисуса Христа. «Полным доказательством» в древних системах права считается два свидетельства, а их в общине учеников Христа, кроме Иуды, не нашлось. Он информировал в основном о маршрутах передвижения Иисуса Христа по землям Иудеи и местах тайного сбора первой общины христиан. А это ценилось невысоко. Первосвященник Анна, не ограничиваясь доносами Иуды, должен был дать поручение «укрепить агентурные позиции» в оперативной разработке Христа. Снова и снова сотрудники спецслужб возвращались к списку учеников Христа, задавали себе вопрос: кого из них еще можно привлечь к негласному сотрудничеству. Они исходили из оценки личных качеств апостолов, их склонности к установлению оперативных контактов. Наблюдали при помощи соглядатаев за поведением учеников Христа, «проверяли» их на деньгах и других мирских соблазнах. Колебались, опасаясь «двойной игры», проводили рекогносцировки, продумывали каждый шаг, каждое слово, искали поводы и основания привлечения к тайной вербовке. Обязательно первыми их должны были заинтересовать два имени: Матфей и Иоанн, сын Зеведеев. Матфей — мытарь, сборщик налогов, состоятельный человек, имеет дом, многочисленных друзей среди государственных служащих, которых можно подключить к процессу вербовки. Поскольку должность мытаря обычно была наследственной, не исключалась возможность использования влияния старших в семье.Иоанн — самый юный из учеников, можно использовать его неопытность, доверчивость, восторженность в поклонении Учителю; его лучше всего вербовать «втемную», чтобы он сам не подозревал; заручиться его доверием, заявить о стремлении якобы помочь Учителю избежать суровой кары, похваливать, договориться о встречах, когда в этом возникнет оперативная необходимость; тон контактов должен быть отеческий, уважительный, сострадательный. Вербовка не состоялась. Матфей и Иоанн остались до последнего дня своей мученической жизни верными Учителю.Трехлетнее оперативное документирование слов и деяний Христа позволило собрать многочисленные материалы, которые анализировались в «мозговом центре» сотрудников первосвященника Анны. Выбирался наиболее удобный момент для ареста галилеянина. Оперативная разработка подходила к логическому завершению. Из новозаветных текстов видно, что было осуществлено несколько попыток задержания Христа. Наблюдая все возрастающий интерес народа к учению Иисуса, спецслужбы: «Опять попытались схватить Его, но Иисус не дался им». (Иоанн 10, 39) Христу пришлось уйти из Иерусалима в Заиорданье, туда, где крестил Иоанн Предтеча: «Там к Нему приходило много людей, И многие поверили в Иисуса». (Иоанн 10, 40-42) Среди сотрудников спецслужб высказывалось предположение, что лучше его не арестовывать, так как не исключено, что он собирается возвратиться в Галилею.«Где наш народ живет рассеянным среди греков, чтобы учить греков». (Иоанн 7, 35) Такой поворот событий, возможно, устраивал спецслужбы в Иерусалиме. Исчезновение Христа решало многие вопросы: «Вы будете меня искать, но не найдете». (Иоанн 7, 36) Однако вскоре стало ясно, что Иисус Христос покидать Иерусалим не собирается. продолжение в комментариях.
Пилат перевел разговор на другую тему, спросив: «что есть истина?» Он понял, что подсудимый не рассматривает слово «царь» в качестве титула правителя. Вины его «в оскорблении царя» (по-иудейски) и в «оскорблении величества» (по-римски) не было. Между тем основной расчет спецслужб по делу Иисуса из Назарета состоял в том, чтобы психологически принудить Понтия Пилата дать согласие на распятие Христа. А это значило устрашить его. Ясно, что он боялся двух вещей: гнева императора Тиберия, который мог вспыхнуть по любому поводу, и беспорядков во вверенной ему земле, в Иудее. Спецслужбы последовательно реализуют намеченный план запугивания римского наместника. О выборе времени: «Было около шестого часа дня приготовления к пасхе» (то есть в полдень). (Иоанн 19, 14) Значит, в расписании судебной сессии римского прокуратора дело Иисуса из Назарета было последним перед наступлением праздничного вечера Пасхи. Все готовились к пасхальному ужину и боялись оскверниться. Так был создан «цейтнот» для Понтия Пилата, вынуждавший его поскорее завершить дело, так как он понимал, что перенос дня вынесения его решения будет негативно воспринят сторонниками первосвященника и Синедрионом. В ходе судебной сессии он, несомненно, рассмотрел большое число гражданских и уголовных дел, в том числе дело трех разбойников или руководителей шаек разбойников, которых приговорил к распятию. Естественно, накопилась усталость. Его принудили отступить от старинного принципа римской юриспруденции «Neminem cito accusaveris» (никого поспешно не обвиняй). Чтобы подавить волю Понтия Пилата, спецслужбы заранее сформировали «группы психологического давления» из горластых, преданных им людей, среди которых были и их агенты (из «черни» — говорится в Евангелии). Они создали плотное кольцо вокруг помещений судебного присутствия и Каменного помоста — места, где стояло мраморное курульное (должностное) кресло римского наместника, увенчанное орлом с буквами «S.P.QR – Senatus Populusque Romanus». Отрепетированный хор подхватывал угрозы обвинителей:«Если ты отпустишь этого человека, то ты не друг императору. Каждый, кто заявляет, что он царь - враг императору. У нас нет царя, кроме императора». (Иоанн 19, 12, 15) Толпа неистово кричала:«Уведи Его! Вон! Вон! Возьми Его! Распни Его! Смерть Ему! Долой Его с лица зелий! Он не достоин жизни», (Иоанн 19, 15, Деян. Апостолов 22, 22-23) От этих массовых скандирований, как мы теперь говорим, человечество не отказалось на протяжении многих столетий, требуя расправы над «врагами народа», «предателями», «вероотступниками»:«Но они громко кричали и настаивали, чтобы Иисус был распят. В конце концов они добились своего». (Лука 21, 23)За семь лет службы в Иудее Понтий Пилат уже освоился с неоднократными массовыми выступлениями против него иудеев и не упускал случая жестоко усмирить несогласных с его действиями. Иосиф Флавий описывает такой случай:«В другой раз он вызвал волнение тем, что употребил священную казну, называемую Корбан, на строительство акведука длиной в 1000 стадий. Это привело народ в ярость, и во время посещения Пилатом Иерусалима окружили суд, где он заседал, заглушив все своими криками. Однако Пилат предвидел беспорядки заранее, и его воины, переодетые в обыкновенное платье, под которым было спрятано оружие, смешались с толпой... Он из суда подал им знак, и евреи были избиты до такой степени, что многие умерли от побоев» (Флавий И. Иудейская война. М., 1996. С. 129).В предпасхальные дни, рассматривая дело Иисуса из Назарета, этим опытом Понтий Пилат воспользоваться не мог, что, видимо, входило в расчеты спецслужб. Слишком велик был риск, поскольку в Иерусалим на праздник собралось огромное количество народа из всех районов Палестины.И все же, как видно из Евангелия, Понтий Пилат настойчиво искал процедурный выход, позволивший бы ему не казнить Страдальца из Галилеи. Испокон веков у всех народов праздники были поводом для амнистии и помилования. Наступала иудейская пасха: «У вас обычай, чтобы я на праздник пасхи отпуская на свободу одного из заключенных. Хотите, чтобы я отпустил вам «царя иудейского».Толпа стала вновь скандировать: «Нет! Не Его! Отпусти нам Варавву!» (Иоанн 18, 40)В числе уголовных дел, рассмотренных им в судебной сессии, были три разбойника. Среди них Варавва — главарь шайки, мятежник, убийца (Марк 15, 7).Варавву Понтий Пилат освободил, по-прежнему сомневаясь в виновности Иисуса из Назарета: «Да за что? Какое он совершил преступление?»,Толпа не утихала:«...Кричала все громче: распни Его!», (Марк 15, 13-14)