Слава Богу за все.
Автор: Архимандрит Рафаил (Карелин)
Проблема понимания Священных Текстов была всегда актуальной. Но в настоящее время, в связи с изменением менталитета и шкалы ценностей современного человека, эта проблема становится особо важной, так как при некорректном решении приводит или к трагическим духовным ошибкам в жизни людей, или становится средством для преднамеренной манипуляции сознания.читать дальше
Для правильного понимания Библии и патристических произведений необходимо принять во внимание ряд условий, без которых изучаемый текст, а тем более фрагменты, взятые из контекста, могут быть истолкованы неверно и превратно. Их игнорирование приводит богословие к хаосу частных мнений, догадок, предположений. Уже в античных и средневековых школах преподавался предмет, называемый поэтикой (в некоторых случаях грамматикой), куда входило изучение литературных жанров и средств художественного, речевого изображения, особенно изучение троп – иносказаний, которые давали возможность более правильно и глубоко понять смысл произведения и язык автора, а также воспринять текст в его цельности. Теперь такой предмет фактически не преподается, если не считать скудных указаний в руководствах по гомилетике.
Библейские книги и патристические произведения включают в себе все литературные жанры, а также все изобразительные речевые средства. Поэтому, чтобы правильно понимать язык Библии и святых отцов, нам необходимо вначале остановиться на анализе информационных и коммуникативных возможностей человеческой речи.
Человеческая речь представляет собой условную знаковую систему, с многообразным смысловым (семантическим) содержанием. В различных контекстах и морфологических структурах одни и те же слова могут выражать неадекватные, а в некоторых случаях даже противоположные друг другу понятия. Эта неопределенность, аморфность, растяжимость, расплывчатость и условность слова, делает его гибким и пластичным, способным передавать бесконечные оттенки и тончайшие нюансы мыслей и чувств. Многозначимость и многогранность слова подобна краскам палитры, от сочетания и соединения которых образуются различные цветовые гаммы, тона, полутона и оттенки. Но эта пластичность слова таит в себе некоторую опасность: она делает его уязвимым для различных манипуляций и искажений. Надо сказать, что неправильная интерпретация словесной символики характерно для всех еретических учений.
Кроме семантической многозначимости слова (его потенциала), существует также многообразие речевых средств изображения, которые особенно широко употребляются в том жанре литературы, который принято называть поэзией. В древности под поэзией подразумевалась вообще художественная литература, а впоследствии это слово приобрело более узкий и специфический характер.
Среди изобразительных средств особое место занимают иносказания, называемые тропами. Кроме главного и прямого значения слов, в литературе постоянно употребляются слова в их условном, относительном, второстепенном значении. Сюда входят: сравнения, метафоры, символы, метонимии, синекдохи, аллегории, гиперболы и т.д.. Употребление слова в относительном, второстепенном значении, помогает более точно и четко определить свойство главного понятия через сходства и ассоциативные связи, а также глубже включиться в текст речи и внутренне пережить его; здесь информация оживляется и обогащается эмоциональным гносисом.
Надо учесть, что каждое литературное произведение относится к определенному виду и жанру, например, философия и гимнография. Первая, по преимуществу оперирует понятиями и идеями, а вторая – образами; философия обращается к рассудку, гимнография, прежде всего, – к сердцу.
Различные жанры могут быть четко определенны, или, что случается чаще, иметь смешанный характер. При изучении литературных произведений надо учесть стиль автора и его лексикон, имеющие свои характерные, а в некоторых случаях идиоматические свойства.
Анализируя текст, следует найти главную идею произведения, как бы сквозную линию, по которой выстроена речь автора, выявить специфику и характер изобразительных средств, а затем уже попытаться определить и раскрыть семантическое содержание текста или его фрагментов. Без филологического анализа языковой ткани произведения невозможны герменевтика и экзегетика.
В старых руководствах по поэтике и риторике подробно и даже скрупулезно перечислялись и классифицировались виды и подвиды языковых средств изображения, особенно иносказаний. Для современного человека такая тонкая классификация может показаться плодом схоластического мышления, данью времени, средневековым менталитетом, мелочной аналитикой, переходящей в игру слов. Но на самом деле, это культура мышления, культура обращения с письменным словом, которая дает ключ к пониманию смысла произведения и условий для его правильной интерпретации.
Теперь в духовных и светских школах поэтику в лучшем случае заменяют пособиями по теории литературы, которые в сравнении с прежними руководствами, похожи на школьные буквари, да и то им не уделяют должного внимания. В настоящее время катастрофически падает культура языка, неразрывно связанная с культурой мышления. Если начало философии – удивление, то начало богословия – благоговение. Теперь становится модным преподавать богословие или рассуждать о метафизических предметах с шутками и хихиканьем. В прежние времена, богословские школы устраивали при монастырях, именно потому, что дух аскетизма и молитвы обострял внутренние духовные интуиции учащихся и помогал им глубже понимать суть Православия.
Библия и патристика имеют своим главным предметом Божество и невидимый мир вечных духовных существ и сущностей, лежащих за пределами сенсорных чувств, аксиоматического восприятия и плоского рационализма. К тайне приближаются через символ, как через посредствующее гностическое звено. Через иносказания, сравнения, метафоры и т.д. легче выразить таинственность трансцендентного мира, и он отчасти становится имманентным нашему сознанию.
Язык Библии, патристики и гимнографии отличается богатством изобразительных средств. Преподобный Иоанн Дамаскин в своей книге «Точное Изложение Православной Веры», посвятил целую главу вопросу о том, как надо относиться к вещественным образам и сравнениям, употребляемым по отношению к Божеству и Его действиям. Преподобный Иоанн Дамаскин учит, что сказанное о Боге метафорично, следует понимать возвышенно и духовно. Буквальное понимание символов и метафор в описании Божества, может не только исказить и профанировать смысл Библии, но привести к ереси антропоморфизма.
В настоящее время рационалисты все чаще прибегают к священной символике и её осмеянию через сознательное смешивание буквального и относительного значения слов, прямой и метафорической речи, - то есть делают противоположное тому, что требует от экзегета и теолога преподобный Иоанн Дамаскин. Многомерные символы рационалисты переводят в одномерные понятия, притом из семантических значений выбирают наиболее вульгарные. Этим методом постоянно пользовались агитаторы атеизма, в расчете на невежество аудитории, чтобы тем самым превратить священную поэзию Библии в какой-то шарж и анекдот.
Библию и патрологию можно понять, только находясь в единой традиции с ними, как бы на одной духовной волне. Религиозное восприятие основано на особых религиозных интуициях; христианская вера это не пассивное подчинение авторитету, а познавательная сила, которая дает душе внутренние озарения и опытные доказательства истинности христианства. Вера через духовный опыт превращается в самоочевидность.
Традиция приближает человека к правильному пониманию творений святых отцов, - это единое русло, по которому течет река через века и тысячелетия от источника к устью. Традиция это не только экзегетическая преемственность, которая тоже необходима, но и стиль всей человеческой жизни. Понимание неразрывно связано с переживанием, а переживание – с существованием. Поэтому экзегетика имеет онтологические основы в самом образе человеческой жизни. Если Библия понимается через творения святых отцов, то святые отцы понимаются через исполнение евангельских заповедей. Религиозное познание определяет нравственную жизнь, а нравственная жизнь расширяет границы духовного постижения.
Священное Предание не эволюционирует, не идет от простого к сложному, оно тождественно себе самому. Но Предание раскрывается в богословии, и в этом отношении терминология претерпевает определенные изменения. В различные исторические периоды одни и те же термины могли нести неадекватную семантическую нагрузку, поэтому экзегетика должна обращаться к исторической лингвистике.
Согласно древнехристианской антропологии человек обладает двумя видами слова – эндотетическим (внутренним словом, которое иногда называют внутренним логосом), и профористическим (внешним словом, имеющим вербально-фонетическую структуру). Внутреннее слово однородно и присуще всем людям; благодарю ему, мы можем понимать духовную и душевную жизнь народов различных стран и эпох; оно является основой человеческого познания, центром его гностических сил; оно лежит глубже рассудочной аналитики и образного воображения. Это сфера интуиций, непосредственных созерцаний, проникновений вглубь предметов и истоков событий. Это цельное мышление: оно осуществляется через непосредственный контакт субъекта мышления с объектом.
Профористическое слово это слово рассудка, абстрагированного от духа, это слово поэтических воображений, соединенных с эмоциональной сферой. Профористическое слово – средство передачи вовне эндотетического слова. После грехопадения Адама произошло дистанцирование профористического слова от эндотетического: ложь мысли стала ложью слова. Во время строения вавилонской башни, представляющего собой акт коллективного богоборчества, произошло разделение людей между собой. Профористическое слово распалось и раздробилось на языки племен и народов (по преданию на 72 языка), и это дробление продолжалось в истории человечества.
Сознание человека материализируется все больше и больше. Его нравственные силы притупляются и слабеют и, вместе с тем, увеличивается разрыв и расстояние между внешним и внутренним словом. Посредством действий божественной благодати, преображающей душу человека, восстанавливается связь между эндотетическим и профористическим словами. Это видно у христианских подвижников и аскетов; их речь, несмотря на кажущуюся простоту, обладает силой, проникающей в души людей и захватывающей сердца.
Эндотетическое слово, раскрываясь через профористическое, несет в себе самоочевидность истины. Потому для нас так драгоценны творения святых отцов, которые были одновременно богословами и подвижниками в своей личной жизни, у которых Православие открывалось в их внутреннем духовном опыте, которые могли различать духов истины от духов лжи, которые пребывали в непрестанной внутренней молитве – обращенности души к Богу.
В настоящее время человек духовно деградирует; его душа загружена внешними впечатлениями, отравлена картинами греха – тем культом страстей, в котором попадает человек, чуть ли не с самого рождения. Он дышит атмосферой, наполненной миазмами греха, и только у очень немногих возникает решимость бороться против похоти плоти, духа мира и демонических сил.
Душевный ум человека расщепляется на логизирующий рассудок и страстное воображение. Слово зарождается в человеческом сердце – в центре гностических сил, но профористическое слово получает свою окончательную редакцию в области головного мышления, и теперь язык человека все более становится головным словом, отдаленным и оторванным от интуиции.
Воображение – это язык образов, который также вышел из области сердца и нашел место около сердца. Если сделать сравнение с падением духов с неба в поднебесье, то воображение – это язык периферии сердца, области страстей, где чувственные желания свили свое гнездо. Нам надо объективно оценить свои возможности в области духовного познания и держаться священного Предания Церкви как единственного пути к Богу, как единственного ориентира истины, как единственного критерия Православия. Священное Писание предупреждает нас, что в последние времена на фоне бездуховности появятся лжепророки и лжеучителя, которые будут, подыгрываясь под страсти людей, обольщать их и отводить от Бога.
Условия правильного понимания Библии и патристики (указанные выше) игнорируются лжеучителями, которые выхватывают отдельные цитаты из святых отцов, и из пестрой мозаики этих цитат составляют новые концепции, не имеющие ничего общего с верой святых отцов.
Субъективные исследования, отвергающие или обходящие стороной Предание – это повторение истории протестантизма, с его центробежными векторами, распадами на толки и секты, это процесс внутреннего гниения, который кончается "христианским" атеизмом или теософским адогматизмом.
Церковь, как продолжающаяся Пятидесятница, как непрерывное действие Духа Святого, никогда не заблуждалась, не попадала ни в какой плен. Она всегда была хранительницей истины, единственно верным истолкователем Откровения. Поэтому вне церковных догматических определений, богословской традиции и Священного Предания, невозможно правильно понять Библию, патристику и богословие.
Проблема понимания Священных Текстов была всегда актуальной. Но в настоящее время, в связи с изменением менталитета и шкалы ценностей современного человека, эта проблема становится особо важной, так как при некорректном решении приводит или к трагическим духовным ошибкам в жизни людей, или становится средством для преднамеренной манипуляции сознания.читать дальше
Для правильного понимания Библии и патристических произведений необходимо принять во внимание ряд условий, без которых изучаемый текст, а тем более фрагменты, взятые из контекста, могут быть истолкованы неверно и превратно. Их игнорирование приводит богословие к хаосу частных мнений, догадок, предположений. Уже в античных и средневековых школах преподавался предмет, называемый поэтикой (в некоторых случаях грамматикой), куда входило изучение литературных жанров и средств художественного, речевого изображения, особенно изучение троп – иносказаний, которые давали возможность более правильно и глубоко понять смысл произведения и язык автора, а также воспринять текст в его цельности. Теперь такой предмет фактически не преподается, если не считать скудных указаний в руководствах по гомилетике.
Библейские книги и патристические произведения включают в себе все литературные жанры, а также все изобразительные речевые средства. Поэтому, чтобы правильно понимать язык Библии и святых отцов, нам необходимо вначале остановиться на анализе информационных и коммуникативных возможностей человеческой речи.
Человеческая речь представляет собой условную знаковую систему, с многообразным смысловым (семантическим) содержанием. В различных контекстах и морфологических структурах одни и те же слова могут выражать неадекватные, а в некоторых случаях даже противоположные друг другу понятия. Эта неопределенность, аморфность, растяжимость, расплывчатость и условность слова, делает его гибким и пластичным, способным передавать бесконечные оттенки и тончайшие нюансы мыслей и чувств. Многозначимость и многогранность слова подобна краскам палитры, от сочетания и соединения которых образуются различные цветовые гаммы, тона, полутона и оттенки. Но эта пластичность слова таит в себе некоторую опасность: она делает его уязвимым для различных манипуляций и искажений. Надо сказать, что неправильная интерпретация словесной символики характерно для всех еретических учений.
Кроме семантической многозначимости слова (его потенциала), существует также многообразие речевых средств изображения, которые особенно широко употребляются в том жанре литературы, который принято называть поэзией. В древности под поэзией подразумевалась вообще художественная литература, а впоследствии это слово приобрело более узкий и специфический характер.
Среди изобразительных средств особое место занимают иносказания, называемые тропами. Кроме главного и прямого значения слов, в литературе постоянно употребляются слова в их условном, относительном, второстепенном значении. Сюда входят: сравнения, метафоры, символы, метонимии, синекдохи, аллегории, гиперболы и т.д.. Употребление слова в относительном, второстепенном значении, помогает более точно и четко определить свойство главного понятия через сходства и ассоциативные связи, а также глубже включиться в текст речи и внутренне пережить его; здесь информация оживляется и обогащается эмоциональным гносисом.
Надо учесть, что каждое литературное произведение относится к определенному виду и жанру, например, философия и гимнография. Первая, по преимуществу оперирует понятиями и идеями, а вторая – образами; философия обращается к рассудку, гимнография, прежде всего, – к сердцу.
Различные жанры могут быть четко определенны, или, что случается чаще, иметь смешанный характер. При изучении литературных произведений надо учесть стиль автора и его лексикон, имеющие свои характерные, а в некоторых случаях идиоматические свойства.
Анализируя текст, следует найти главную идею произведения, как бы сквозную линию, по которой выстроена речь автора, выявить специфику и характер изобразительных средств, а затем уже попытаться определить и раскрыть семантическое содержание текста или его фрагментов. Без филологического анализа языковой ткани произведения невозможны герменевтика и экзегетика.
В старых руководствах по поэтике и риторике подробно и даже скрупулезно перечислялись и классифицировались виды и подвиды языковых средств изображения, особенно иносказаний. Для современного человека такая тонкая классификация может показаться плодом схоластического мышления, данью времени, средневековым менталитетом, мелочной аналитикой, переходящей в игру слов. Но на самом деле, это культура мышления, культура обращения с письменным словом, которая дает ключ к пониманию смысла произведения и условий для его правильной интерпретации.
Теперь в духовных и светских школах поэтику в лучшем случае заменяют пособиями по теории литературы, которые в сравнении с прежними руководствами, похожи на школьные буквари, да и то им не уделяют должного внимания. В настоящее время катастрофически падает культура языка, неразрывно связанная с культурой мышления. Если начало философии – удивление, то начало богословия – благоговение. Теперь становится модным преподавать богословие или рассуждать о метафизических предметах с шутками и хихиканьем. В прежние времена, богословские школы устраивали при монастырях, именно потому, что дух аскетизма и молитвы обострял внутренние духовные интуиции учащихся и помогал им глубже понимать суть Православия.
Библия и патристика имеют своим главным предметом Божество и невидимый мир вечных духовных существ и сущностей, лежащих за пределами сенсорных чувств, аксиоматического восприятия и плоского рационализма. К тайне приближаются через символ, как через посредствующее гностическое звено. Через иносказания, сравнения, метафоры и т.д. легче выразить таинственность трансцендентного мира, и он отчасти становится имманентным нашему сознанию.
Язык Библии, патристики и гимнографии отличается богатством изобразительных средств. Преподобный Иоанн Дамаскин в своей книге «Точное Изложение Православной Веры», посвятил целую главу вопросу о том, как надо относиться к вещественным образам и сравнениям, употребляемым по отношению к Божеству и Его действиям. Преподобный Иоанн Дамаскин учит, что сказанное о Боге метафорично, следует понимать возвышенно и духовно. Буквальное понимание символов и метафор в описании Божества, может не только исказить и профанировать смысл Библии, но привести к ереси антропоморфизма.
В настоящее время рационалисты все чаще прибегают к священной символике и её осмеянию через сознательное смешивание буквального и относительного значения слов, прямой и метафорической речи, - то есть делают противоположное тому, что требует от экзегета и теолога преподобный Иоанн Дамаскин. Многомерные символы рационалисты переводят в одномерные понятия, притом из семантических значений выбирают наиболее вульгарные. Этим методом постоянно пользовались агитаторы атеизма, в расчете на невежество аудитории, чтобы тем самым превратить священную поэзию Библии в какой-то шарж и анекдот.
Библию и патрологию можно понять, только находясь в единой традиции с ними, как бы на одной духовной волне. Религиозное восприятие основано на особых религиозных интуициях; христианская вера это не пассивное подчинение авторитету, а познавательная сила, которая дает душе внутренние озарения и опытные доказательства истинности христианства. Вера через духовный опыт превращается в самоочевидность.
Традиция приближает человека к правильному пониманию творений святых отцов, - это единое русло, по которому течет река через века и тысячелетия от источника к устью. Традиция это не только экзегетическая преемственность, которая тоже необходима, но и стиль всей человеческой жизни. Понимание неразрывно связано с переживанием, а переживание – с существованием. Поэтому экзегетика имеет онтологические основы в самом образе человеческой жизни. Если Библия понимается через творения святых отцов, то святые отцы понимаются через исполнение евангельских заповедей. Религиозное познание определяет нравственную жизнь, а нравственная жизнь расширяет границы духовного постижения.
Священное Предание не эволюционирует, не идет от простого к сложному, оно тождественно себе самому. Но Предание раскрывается в богословии, и в этом отношении терминология претерпевает определенные изменения. В различные исторические периоды одни и те же термины могли нести неадекватную семантическую нагрузку, поэтому экзегетика должна обращаться к исторической лингвистике.
Согласно древнехристианской антропологии человек обладает двумя видами слова – эндотетическим (внутренним словом, которое иногда называют внутренним логосом), и профористическим (внешним словом, имеющим вербально-фонетическую структуру). Внутреннее слово однородно и присуще всем людям; благодарю ему, мы можем понимать духовную и душевную жизнь народов различных стран и эпох; оно является основой человеческого познания, центром его гностических сил; оно лежит глубже рассудочной аналитики и образного воображения. Это сфера интуиций, непосредственных созерцаний, проникновений вглубь предметов и истоков событий. Это цельное мышление: оно осуществляется через непосредственный контакт субъекта мышления с объектом.
Профористическое слово это слово рассудка, абстрагированного от духа, это слово поэтических воображений, соединенных с эмоциональной сферой. Профористическое слово – средство передачи вовне эндотетического слова. После грехопадения Адама произошло дистанцирование профористического слова от эндотетического: ложь мысли стала ложью слова. Во время строения вавилонской башни, представляющего собой акт коллективного богоборчества, произошло разделение людей между собой. Профористическое слово распалось и раздробилось на языки племен и народов (по преданию на 72 языка), и это дробление продолжалось в истории человечества.
Сознание человека материализируется все больше и больше. Его нравственные силы притупляются и слабеют и, вместе с тем, увеличивается разрыв и расстояние между внешним и внутренним словом. Посредством действий божественной благодати, преображающей душу человека, восстанавливается связь между эндотетическим и профористическим словами. Это видно у христианских подвижников и аскетов; их речь, несмотря на кажущуюся простоту, обладает силой, проникающей в души людей и захватывающей сердца.
Эндотетическое слово, раскрываясь через профористическое, несет в себе самоочевидность истины. Потому для нас так драгоценны творения святых отцов, которые были одновременно богословами и подвижниками в своей личной жизни, у которых Православие открывалось в их внутреннем духовном опыте, которые могли различать духов истины от духов лжи, которые пребывали в непрестанной внутренней молитве – обращенности души к Богу.
В настоящее время человек духовно деградирует; его душа загружена внешними впечатлениями, отравлена картинами греха – тем культом страстей, в котором попадает человек, чуть ли не с самого рождения. Он дышит атмосферой, наполненной миазмами греха, и только у очень немногих возникает решимость бороться против похоти плоти, духа мира и демонических сил.
Душевный ум человека расщепляется на логизирующий рассудок и страстное воображение. Слово зарождается в человеческом сердце – в центре гностических сил, но профористическое слово получает свою окончательную редакцию в области головного мышления, и теперь язык человека все более становится головным словом, отдаленным и оторванным от интуиции.
Воображение – это язык образов, который также вышел из области сердца и нашел место около сердца. Если сделать сравнение с падением духов с неба в поднебесье, то воображение – это язык периферии сердца, области страстей, где чувственные желания свили свое гнездо. Нам надо объективно оценить свои возможности в области духовного познания и держаться священного Предания Церкви как единственного пути к Богу, как единственного ориентира истины, как единственного критерия Православия. Священное Писание предупреждает нас, что в последние времена на фоне бездуховности появятся лжепророки и лжеучителя, которые будут, подыгрываясь под страсти людей, обольщать их и отводить от Бога.
Условия правильного понимания Библии и патристики (указанные выше) игнорируются лжеучителями, которые выхватывают отдельные цитаты из святых отцов, и из пестрой мозаики этих цитат составляют новые концепции, не имеющие ничего общего с верой святых отцов.
Субъективные исследования, отвергающие или обходящие стороной Предание – это повторение истории протестантизма, с его центробежными векторами, распадами на толки и секты, это процесс внутреннего гниения, который кончается "христианским" атеизмом или теософским адогматизмом.
Церковь, как продолжающаяся Пятидесятница, как непрерывное действие Духа Святого, никогда не заблуждалась, не попадала ни в какой плен. Она всегда была хранительницей истины, единственно верным истолкователем Откровения. Поэтому вне церковных догматических определений, богословской традиции и Священного Предания, невозможно правильно понять Библию, патристику и богословие.